Понятие «контрперенос» имеет в психоанализе долгую историю. В этой статье описано явление, называемое контрпереносом, и история развития понимания этого явления, начиная с отношения к нему как к помехе для аналитика и заканчивая представлением о нем как о важном методе, ведущем к пониманию внутренней жизни пациента. Сложность обсуждаемых сегодня вопросов — как понимать такие концепции, как нейтральность, отстраненность и эмпатия; относительная субъективная взаимность и симметрия аналитической ситуации; разыгрывание и самораскрытие чувств со стороны аналитика — отражает сложность современного взгляда на отношения пациент-аналитик. В заключение автор предлагает модель, иллюстрирующую препятствующие и информативные аспекты контрпереноса, а также описывающую концептуальную взаимосвязь между контрпереносом, с одной стороны, и эмпатией и проективной идентификацией, с другой. Наконец, выделяя интуитивный и иррациональный уровни функционирования, автор представляет синтетическую модель контрпереноса, интегрирующую суть этой концепции в ее современном понимании.
(Статья поступила 7 октября 2008 г.; принята к публикации 13 декабря 2008)
Пациента и аналитика связывают двуcторонние отношения, имеющие сложную структуру. Они не являются симметричными, поскольку пациент и аналитик находятся в этой ситуации по разным причинам и имеют разные функции в разворачивающемся взаимодействии. Контрперенос — это термин, используемый в психоанализе для обозначения участия аналитика в таких отношениях. В этой статье я постараюсь разъяснить это понятие. В современном понимании оно обозначает сложное явление — явление, которое может как мешать аналитику, так и способствовать его пониманию того, что происходит в терапевтической ситуации.
Во-первых, я объясню, какого рода явления обозначают термином контрперенос, и как это понятие соотносится с концепциями аналитического отношения и аналитического сеттинга. Затем я сделаю небольшой обзор развития взглядов на контрперенос, начиная с первых замечаний Фрейда (1910) и заканчивая современными представлениями, и кратко остановлюсь на современном этапе дискуссии об этом понятии. В заключение я приведу модель, иллюстрирующую отвлекающие и информативные аспекты контрпереноса, а также устанавливающую концептуальную связь между контрпереносом, с одной стороны, и эмпатией и проективной идентификацией, с другой. Наконец, выделив интуитивный и иррациональный уровни функционирования, я опишу синтетическую модель контрпереноса, интегрирующую современные представления об этом понятии.
В контексте данной работы я не разделяю психоанализ и психоаналитическую психотерапию. На мой взгляд, описываемое здесь актуально для обоих методов. Как известно, то, что мы называем психоанализом, не является единой теорией или единым набором понятий. Кроме того, в психоанализе мы находим различные мнения о том, как следует понимать и применять аналитическое отношение и аналитический сеттинг. Примерами широко обсуждающихся в последнее время аналитических концепций являются нейтральность аналитика и свободные ассоциации как метод работы. И хотя я стараюсь, по крайней мере отчасти, представить весь диапазон мнений и точек зрения, по всей вероятности, в моем изложении будут преобладать мои собственные представления о таких явлениях, как аналитические отношения и контрперенос.
Явление контрпереноса
Контрперенос не может быть понят в отрыве от других аналитических концепций, однако он относится к тем нескольким понятиям, которые касаются аналитических отношений. Мы рассматриваем контрперенос в контексте терапевтической ситуации. Важнейшим фактором в развитии представлений об этом понятии является изменение взглядов на аналитические отношения.
Контрперенос относится к тому, что происходит с аналитиком. Мы должны понимать всю сложность этого явления. С аналитиком происходит нечто, что грозит вывести его/ее из аналитической позиции. Этим нечто может быть чувство пустоты, раздражения или беспокойства. Это может быть склонность быть чересчур приятным для пациента, или тенденция не придерживаться типичных для нас рамок и соглашений — например, мы можем, против обычая, затянуть сессию на несколько минут, как будто нам приходится несколько нарушить правила, чтобы не причинить боли или не вызвать раздражения пациента. Это может быть вопрос мысли, фантазии или образа, которые иногда совершенно неожиданно возникают у аналитика (Zachrisson, 2006). Это может быть вопрос изменения настроения, колебания внимания и интереса, скуки, сонливости и т.д., появляющихся в качестве признаков бессознательных реакций аналитика. Есть широкий спектр реакций, которые можно классифицировать как контрпереносные реакции.
Можно также добавить, что речь идет, вероятно, не о таких интенсивных реакциях, которые представляют серьезнейшую угрозу — они для нас достаточно очевидны; но мы говорит о мелких, почти незаметных отклонениях в наших методах и отношениях. Это те отклонения, которые легко не заметить или оправдать, и которые в последующем могут привести к неадекватным или неблагоприятным аналитическим действиям.
Аналитический сеттинг
Происходит что-то, что грозит аналитику выходом из аналитической позиции. Что это значит? Позиция, о которой мы говорим, ограничена сеттингом психотерапии. Мы находимся в этой позиции, когда придерживаемся рамок. Аналитический сеттинг включает ряд внешних условий, составляющих психотерапевтическую ситуацию, и ментальный настрой аналитика, часто называемый аналитическим отношением.
Сначала несколько слов о внешних условиях. Кабинет является закрытым пространством, где потребность в анонимности и конфиденциальности обеспечивается профессиональной тайной. Это место, где можно свободно делиться своими мыслями и чувствами с другим человеком. Время является частью сеттинга. Работа ведется фиксированными, регулярно повторяющимися сессиями. Это также способствует предсказуемости и конфиденциальности. У нас есть контракт, регулирующий договоренность об оплате, отменах, отпусках и т.д. В психотерапии мы не всегда даем четкие указания на то, как работает наш метод, но мы транслируем пациенту представление о методе посредством своего собственного поведения. В начале психоанализа мы обычно сообщаем о так называемом основном правиле свободных ассоциаций и поощряем пациента отдаться свободному течению мыслей и максимально открыто говорить о том, что приходит ему в голову. Это довольно сложная задача, и проблемные аспекты основного аналитического правила подчеркнул, например Хоффман (2006), задававшись вопросом, насколько свободными являются такие ассоциации на самом деле. Как указывает Хоффман, ассоциации пациента находятся под влиянием сознательных и бессознательных мыслей и ожиданий аналитика.
Традиционно проблемы со свободными ассоциации у пациента рассматривается как сопротивление. Хоффман указывает на другую проблему, а именно влияние аналитика на ассоциации пациента. Тем не менее, отмечая ограничения основного правила, мы должны принять его как часть аналитического метода, без которой невозможно анализировать явления сопротивления и переноса.
Одним из аспектов основного правила является требование честности. Искренне поделиться своими мыслями с другим человеком, как бы постыдно или больно это ни было, — задача не из легких. Вероятно, альтернативой может быть следующая инструкция для пациента: «Это время для вас, здесь вы можете говорить обо всем, что приходит вам в голову».
Итак, мы поговорили о внешних рамках. То, что происходит в этих рамках — это процесс психотерапии, самой сущностью которой являются отношения между пациентом и аналитиком. В фокусе внимания данной статьи находится аналитик как личность. И аналитик встречается с пациентом с настроем и способом поведения, обычно называемым аналитическим отношением. В той парадигме, к которой я отношу контрперенос, аналитическое отношение является важным понятием, поскольку оно обозначает нашу типичную позицию как аналитиков. Обращая внимание на то, что происходит в нас самих в процессе анализа, на наши реакции контрпереноса, мы можем отмечать, когда мы начинаем выходить из аналитической позиции.
Аналитическое отношение
Аналитическое отношение составляют эмоциональный нейтралитет, равномерное сосредоточенное внимание, свобода от амбиций и эмпатическое слушание (Schafer, 1983). Это также вопрос регламентированного и сбалансированного присутствия, соответствующей дистанции/близости, эмоциональной температуры и т.д. в контакте с пациентом. И конечно, это вопрос о поиске своего собственного личного стиля, в границах профессиональных и аналитических рамок, и при этом применительно к конкретному пациента. Вот некоторые параметры и условия, которые следует учитывать:
- соответствующая дистанция: не слишком далекая, доходящая до отстраненности и высокомерия, и не слишком близкая, доходящая до интимности;
- открытость всему, что есть и что может быть;
- избегание моралистических суждений, всезнайства и суетливости;
- такт, ответственность и вежливость в сочетании с серьезностью, беспристрастностью и уравновешенностью;
- концентрация на обеих или на всех сторонах внутренних и внешних конфликтов пациента, а также на нашем собственном влиянии на пациента, и избегание черно-белого мышления.
В целом, этот список можно расценить как попытку сформулировать то, что мы имеем в виду под эмоциональной нейтральностью, т.е. нейтральностью как стратегической позицией при наблюдении как за внутренними конфликтами пациента, так и за сложной эмоциональной взаимосвязью между пациентом и аналитиком (Baker, 2000; Хоффер, 1985). Нейтральность в психоанализе обозначает отношение, а не рецепт «правильного» поведения. И концепция «чистого экрана» не имеет, на мой взгляд, ничего общего с аналитической нейтральностью.
Этот момент был подчеркнут Гринбергом (1986/1999) и Хоффманом (2006), утверждавшими, что нейтральность не имеет смысла, если ее описывать в виде набора правил поведения. То, что для одного пациента является состоянием нейтральности, для другого может быть эмоционально нагруженным. И то, что один воспринимает как уважительное принятие, для другого будет означать безликость и безразличие. В то же время Гринберг утверждает, что «нейтральность является необходимым, хотя и недостаточным, способом выражения оптимального аналитического состояния» (стр. 138). Я думаю, что попытка Хоффера обосновать это понятие теоретически как стратегическую позицию для наблюдения, по крайней мере, частично является ответом на замечания Гринберга по поводу этой концепции.
Профессиональное — частное — личное
Профессиональная и частная сфера противопоставляются друг другу. На мой взгляд, эти две области следует разделять. Одна из причин — техническая, с целью предоставить пациенту свободу связывать фантазии с аналитиком, чтобы фактическая информация не оказывала на них влияния в большей степени, чем это необходимо. Пациент неизбежно получает много информации об аналитике. При этом центральный вопрос аналитической работы с переносным/контрпереносным материалом — обеспечить такое пространство для развертывания фантазий, в котором аналитик мог бы в максимальной степени отмечать свое влияния на них.
Еще одна причина исключать из работы частную сферу — это защита аналитика и его/ее семьи от личностной вовлеченности в жизнь пациента, а также для защиты пациента от вовлеченности в частную жизнь аналитика. Тот факт, что пациент постоянно замечает признаки внутренней жизни аналитика, его субъектности, на мой взгляд, не снижает необходимости разделять эти две области. Напротив, тот факт, что невозможно не ставить пациентов в известность о своей субъективной жизни, в сочетании с силой нашего влияния на пациентов, подчеркивает значимость особой бдительности и осторожности со стороны аналитика. Это бдительность предполагает как четкое представление об аналитическом отношении, так и постоянную проработку контрпереносных чувств и реакций.
Исследование случаев сексуального злоупотребления в аналитических отношениях показывает, что, вероятно, первым шагом в этих неправомерномых действиях бывает включение в отношения крошечного элемента частной сферы. Аналитик пересекает границу по отношению к пациенту и выходит из аналитической позиции. За этим следует другой почти незаметный шаг, и вдруг аналитик оказывается «на скользкой дорожке». Если мы заметим признаки такого процесса, необходимо в срочном порядке исследовать свое отношение к пациенту и, возможно, обратиться за помощью к коллеге.
Конечно, это не означает, что в аналитических отношениях любой элемент частной сферы является разрушительным или ведет к неэтичному поведению. В моем представлении, это осложняет работу аналитика, а избыток частных элементов ведет к избыточным методологическим последствиям. Тот факт, что мы все время информируем пациентов о себе, не освобождает нас от необходимости быть сдержанными в поведении. Мы стараемся следить за собой и своей ролью во взаимодействии с пациентом. Если мы теряем этот настрой, мы также теряем возможность понять и проанализировать происходящее.Психоанализ представляет собой длительные отношения и интенсивное и эмоциональное взаимодействие. Следовательно, аналитическая позиция постоянно подвергается испытанию и нуждается в восстановлении. Часто самая важная аналитическая работа происходит «на границе» частной сферы аналитика.
Такое объяснение аналитического отношения требует дополнения. Частное относится к непрофессиональной жизни аналитика. Это не эквивалент его или ее субъективной, внутренней жизни. Таким образом, дихотомия профессиональное/частное должна быть дополнена третьим компонентом, личным. Мы не можем и не станем избегать личностного самовыражения, а наша субъективность является частью этого самовыражения.Психоанализ — это глубоко личностный процесс. Наша личность является важным инструментом в этом процессе. Не может быть и речи об искусственном или общепринятом поведении или о копировании стиля другого аналитика. Нам следует развивать и вырабатывать свой собственный способ работы — формировать свой индивидуальный аналитический стиль.
