Из того, что запомнила лично я: она быстро двигалась (в отличии от других взрослых мне было сложно её «догнать», когда мы куда-либо ходили), редко посещала врачей (принимала такое же количество лекарств, сколько употребляла бабушка, которая была на 20 лет её младше), жила Тамара Григорьевна за городом, обтиралась снегом по утрам, каждый день гуляла с собакой. Т.Г. была совсем непугливой бабушкой — проявляла себя активно, рисковала, когда попадался подходящий случай, не тревожилась за меня, когда я лезла на дерево или совершала другие резкие телодвижения, заставлявшие столбенеть вторую бабушку и маму. Однажды мой папа пообещал, что возьмет Т.Г. в Лондон. За несколько дней до этого она подхватила простуду, но, чтобы папа не сдал билет на самолет и не оставил её дома, только в авиатранспорте призналась, что у неё температура 38. Ей уже было 80 лет, и она была готова поехать больной в чужую страну, язык которой ей не знаком. А поскольку папа в Лондоне существенную часть дня должен был работать, Т.Г. покоряла некоторые музеи и галереи Лондона самостоятельно и осталась жутко довольной.
В общем Т.Г. по характеру была похожа на любую молодую с резвым норовом, только выглядела старше и имела меньшее количество денег в распоряжении. Умерла она так, как я бы мечтала умереть сама — в 86 лет в полном здравии и при хорошей физической подготовке без продолжительной немощи (болезнь напала на неё за две недели до смерти). Спортивные тренировки, кстати, до последней болезни являлись неотъемлемой частью дня, что позволяло ей сохранять не только определенную выносливость, но даже и гибкость.
Из этого наблюдения за жизнью великой бабушки я, будучи ребенком, сделала однозначный вывод на тему «как умереть счастливо и жить долго»: природы — побольше, врачей и препаратов — поменьше, спорта — побольше, на страх и природное стремление к пассивности — не ориентироваться. Так началось мое детское воспитание в себе спортивности и бесстрашия, чем я, конечно же, невольно пугала маму и вторую бабушку. Если что-то вызывало у меня даже малейшие опасения, я начинала практиковать именно это, пока страх не отступал и на его месте не появлялось мастерство.
Вторая бабушка, Галина Георгиевна, была («была» — когда я её застала ребенком, она по-прежнему жива) полной противоположностью уже описанной Т.Г. Она казалась пугливой, старалась свести к минимуму свое пребывание в ситуациях, которые сулили интенсивные эмоции, всегда принимала осторожные решения. Г.Г. любила исключительно умеренные физические нагрузки, в середине дня ей нравилось полежать в бездействии (за этим занятием я почти не наблюдала Т.Г., которая либо спала, либо двигалась, либо «познавала жизнь» с помощью телевизора и чтения, считала, что азарт — двигатель жизнь). Г.Г. регулярно сверялась с мнением врачей, которое считала авторитетным, принимала рекомендованные ей препараты. Г.Г. верила, что интенсивные переживания и чрезмерные нагрузки вредны — что в этом важно не переборщить, лучше лишний раз отдохнуть.
Если честно… Когда я была ребенком, поскольку в «долгожители» уже была мной определена бабушка Т.Г., то вторая бабушка Г.Г. (со своим противоположным способом жить) — ассоциировалась в моем сознании находящейся в большой опасности возможного умирания. Но жизнь, к счастью, оказалась богаче моих ожиданий. Сейчас Г.Г. исполнилось 79 лет. Она также неспортивна и осторожна, как 20 лет назад. Но жива и вполне своей жизнью довольна.
Наверное, картина мира моей бабушки тоже усложнилась за эти двадцать лет. Потому что в детстве мне казалось, что она видела во мне претендента в мертвецы, если продолжу себя «так вести». А я, конечно же, продолжила себя вести «именно так», потому что верила В ЭТО как в путь своего долгожительства, а не приближения к смерти.
Как итог сказанного, пока решила отказаться от легкого ответа на вопрос о долгожительстве. Но одна милая версия на этот счет у меня все-таки осталась — знать, чувствовать свое тело и помогать ему жить, не таская без разбору чужие способы заботиться о своих, во всем ДРУГИХ, телах.
