Манера самопредъявления супервизора
В гештальте я обозначила для себя 2 момента: что это диалог и осознанный контакт со всеми вытекающими из этого последствиями; и второе, мне очень понравилась фраза, Слава, ты её, по-моему, сказал, потом подтвердил Нифонт, что: «Хороший супервизор передаёт одну идею за сессию, а глав. супервизор передаёт две идеи, которыми делится со своим супервизантом». В юнгианском подходе то, что выдаёт супервизор и, возможно, супервизорская группа — это свободные ассоциации.
ВЗ: Можешь пояснить этот момент?
Да, конечно. Во-первых, что обсуждалось, то что говорил Нифонт. Если к супервизору придёт терапевт и выложит ему на 25 листов случай, какой-то кейс, то Нифонт говорил, что ему непонятно, что сделать с этим форматом, и это вообще не попадает в зону его полезности. 25 листов — я не уверена, что это хорошо, но в принципе, если случай будет описан достаточно последовательно и изложен в начале, то это нормально для супервизирующего аналитика. Потому что не помешает ему ассоциативно потом на всё реагировать. И это то, что произойдёт в обход какого-то осознанного контакта между терапевтом и супервизором. Супервизор может поставить себе задачей «донести какую-то идею», но может и не поставить себе такой задачи, и ничего от этого не поменяется глобально.
КЗ: Хорошо быть супервизором в юнгианском подходе.
[активный шепот в аудитории, много одновременно высказываемых комментариев]
КЗ: А почему помогает? Какие есть плюсы? Если помогает, то как?
Когда я составила эту таблицу для себя, её ещё вчера, она сразу пришла мне в голову, подумала: «Чёрт возьми, ну вот как юнгианский подход помогает вообще?». Потом вспомнила, что, всё-таки, не смотря на мою искреннюю любовь гештальту, терапевт у меня был юнгианский аналитик, и супервизор у меня юнгианский. К терапевту я ходила три с половиной года, а в супервизорскую группу — уже почти год. Тут я поняла, что есть какое-то расхождение между предпочитаемым разумом и действительностью. Что в реальности меня в эту всю странную «историю» устойчиво тянет, прям, хорошо тянет. Хотя, считаю гештальт взгляды очень ценными и использую в своей работе.
ВЗ: Может тебя ОТ гештальта просто тянет?
Нет.
[активный шепот в аудитории, много одновременно высказываемых комментариев]
ВЗ: У тебя же была иллюстрация?
Да, была иллюстрация, попробую ее изложить. Я знаю, что терапевт в юнгианском подходе в тени. Но у меня был на одного из моих клиентов яркий контрперенос,. Я уже не знала, куда приспособить этот свой контрперенос, который, вроде бы, уже давно чувствовала, осознавала, и понимала. Но какой-то «гештальт» мой внутренний, с этим связанный, не завершался. Я пришла к своей любимой супервизорской группе и сообщила им: «Ну, хорошо, я знаю, что я, как терапевт, вам не интересна. Но, давайте…». Этого клиента, к которому контрперенос, я уже пыталась до этого «привести» на супервизорскую группу. Ничем хорошим это для меня не закончилось, потому что когда я начинала о нём рассказывать, моя супервизорская группа впадала в неистовое желание непрерывно задавать вопросы, интересоваться жизнью моего клиента, узнавать какие-то детали про него. Я из-за их бешеного, просто штормового любопытства, даже не смогла донести те мысли, которые хотела донести, и задать тот вопрос, на который желала получить ответ. Я решила не отчаиваться и принесла этого клиента второй раз на супервизию (супервизия случая длится 50 минут). Теперь вначале я объявила, что: «Ребят, сейчас в течение 20 минут, минимум, я буду рассказывать про свой контрперенос, а вы потом на это реагируйте». Они меня послушали и, собственно, обещали в течение 20 минут, пока я рассказываю про свой контрперенос, не задавать никаких вопросов. Они сдержали слово, я рассказала то, что хотела. А дальше они, вспомнив материал с прошлой встречи про того же клиента, не сказав мне ничего про мой контрперенос, (естественно же), начали ассоциировать про моего клиента.
КЗ: Попали в свой контрперенос.
Я не знаю, во что они попали. У них сложилось две линии свободных ассоциаций (про его ранее детство и про его отношения). Было парадоксально то, что они очень точно угадывали ассоциативно некоторые детали его биографии, о которых я им даже не говорила. То есть, их поток сознания, который с годами как-то, видимо, со-настроился, он им позволял вычленять многие вещи, о которых я не хотела говорить, не планировала, что буду говорить, и не ожидала, что они догадаются. Но они обо всём этом радостно догадывались, я на них радостно раздражалась, потому что по-моему контрпереносу мне по-прежнему не сказали ни слова. И вдруг одна женщина из этой группы, сказала то, что меня успокоило. Она сказала, что: «Ты знаешь, а у меня он ассоциируется с Оменом, я вижу лужи крови и хочу тебе сказать только то, что: «Беги оттуда».
ВЗ: С чем?
КЗ: Омен, Омен.
ВЗ: Что это?
КЗ: Фильм.
Омен — дьявол. Только дьявол в образе ребёнка. Это закрыло часть моего «гештальта». Потому что она считала ту теневую пугающую фантазию, которая меня больше всего волновала. Ну, то есть, меня в тот момент больше всего волновали не его способы строить отношения и не то, что я не справлюсь при работе с его травмами. Меня пугало, что в нём есть что-то казавшееся мистически опасным, и то, что она это угадала, было для меня очень ценным и важным. Более того, после всего этого действа я поняла, что что-то важное не случается в моих клиент-терапевтических отношениях с этим клиентом. Я сравнила, что получила от супервизии и что хотела получить. И тогда поняла, что то, чего я хотела бы, не могло случиться в той комнате, где была я, супервизор и моя супервизорская группа.
Кроме того, у меня появился ещё один важный опыт. Я заметила, что вполне похоже разыграла в случившемся взаимодействии поведение своего клиента, которое имело несколько отличительных особенностей.
[часть материала сокращена]
ВЗ: Ты не осознавала этого, да?
Я этого не осознавала, пока всё это не развернула. И только после поняла, что таким способом не смогу получить удовлетворение У этой истории есть счастливое продолжение, которое состояло в том, что на следующей сессии с реальным клиентом я «обсудила с ним свой контрперенос», и это оказалось вполне уместным.
КЗ: В смысле диалог победил?
КЗ: Диалог победил.
ВЗ: Это свойственно для юнгианского анализа обсуждать с клиентом свой перенос?
Нет.
КЗ: Не, ну Маша маргинальная же, да.
Да, я маргинально себя веду иногда.
ВЗ: Диалог победил?
Да, это получилась «счастливая сказка».
ВЗ: А если не-маргиналы, как они мучаются вообще?
Я не знаю, как мучаются не-маргиналы.
КЗ: Ну что делать? Страдают. За 15 лет…
ВЗ: Анализ долгий такой, да?
[активный диалог в аудитории, много одновременно высказываемых комментариев]
ВЗ: И просто очень похоже, что ты вот после того, что происходит на юнгианской супервизии, ещё очень долго погружается в какие-то свои процессы, понимаешь что здесь случилось, чего не случилось, что сработало, что не сработало. И неважно, что это может делать человек с глубоким умением… у него отработан должен быть навык понимания себя. А если у него нету этого, то они как вообще это делают? У кого? Почему аналитические клиенты становятся аналитическими клиентами в полноценном смысле слова?
КЗ: Ну, типа того.
КЗ: Супервизируемые.
КЗ: Спасибо. Чтобы он пришёл и знал, в каких-то смыслах…
Если терапевт получает юнгианскую супервизию, то он давно в этом подходе, у него был личный анализ. Он уже приходит с некоторым бэкграундом. Потому что если он придёт без бэкграунда, это невозможно, в принципе.
КЗ: Можно сравнить? Мне кажется, я подобное наблюдал в балинтовских группах. Там этот процесс свободных ассоциаций, он по-разному может быть организован. Но он работает фактически как групповой арт. То есть, мы в этом метафорическом пространстве варимся, а потом уже сознательно конденсируем что-то, выводы некоторые себе. А вначале это экспрессивно-фантазийный процесс, в который все включаются и действительно что-то угадывают из этого общего поля. В балинтовских группах просто фокус не на клиенте, а на трудности между специалистом и клиентом всегда. И там есть ещё, правда, кроме свободных ассоциаций, анализ сложностей.
Нету.
КЗ: Отличная работа, слушай. Мне нравится.
КЗ: …Первая фаза как проективный экран, на котором вот эти свободные ассоциации все там набрасывают-набрасывают, потом в этой каше — вторая фаза. То ли столкновение с когнитивными диссонансом, то ли то, что Нифонт сказал про интенциональность. А клиенту приходится как-нибудь к чему-то прийти на этой невыносимости. Механизмы какие этой супервизии?
Не остается невыносимости, просто потом порождается такая способность очень ясно внутри себя порождать фигуры.
КЗ: Отлично.
Прям, берёшь и порождаешь.
ВЗ: Тогда вопрос: «За счёт чего?».
За счёт того, что этого аналитик никогда не сделает.
КЗ: Никто за него не делает.
Никто, никогда ни под каким… Хоть ты к терапевту пришёл, хоть ты к супервизору.
КЗ: Фон насыщается настолько, что… потому все фигуры.
Да-да.
КЗ: Нет, ну вот поскольку здесь некоторые, или многие даже связаны с курсом Робина, то, строго говоря, его идеи про удержание клиента, если перескакивать на Гатловскую терминологию, в диффузном поле, то есть на предконтакте, она основана на том же самом. Что, если взять времени достаточно (и у Робина длятся сессии больше, как вы знаете), то он парадоксальным образом начинает фокусировать, да.
КЗ: Она сама (фигура) фокусируется, если достаточно время.
ОЗ: Ну, сама она, да… Во всяком случае, неважно, клиент начинает фокусировать, или сознание его начинает фокусировать на какой-то интернациональности, да. Потому что по известному парадоксу маятника: чем я больше отклоню в одну полярность, тем с большей энергией он качнётся в другую. Да, так что гештальтисты тоже эту идею могут развивать.
Жан Мари Робин очень-очень близок к вот этой всей истории, очень.
ОЗ: Да. Психодрама, строго говоря, тоже работает в базовом основании по правой ветке. То есть, это не просто «диалог про сексуальность», а это прыгание через костёр в Иванову ночь. И никто не прыгает с осознаванием, как известно, и что-то происходит с сексуальностью. Потом все так довольно оргастически переходят к сексу, да. Да, спасибо большое.
