Нифонт Долгополов стал для меня не только папой, но и сыграл несколько других значимых ролей в моей жизни: наставника, проводника, трикстера, идеолога.
Мне посчастливилось назвать Нифонта своим наставником и учителем, потому что он оказал на меня большое влияние как психотерапевт, тренер и как предприниматель.
Я не знаю, часто ли у других людей в связи с его именем всплывают мысли о предпринимательстве. Но для меня он открыл предпринимательство как сферу деятельности, как жизненный путь, как возможность быть полезным миру, внести культурно-исторический вклад в развитие профессии, в представленность своей страны на мировой арене. Мне кажется, он всегда старался создать семейную немного неформальную сплоченную атмосферу в своих организациях. Благодаря его лидерству, острому уму, старательности, находчивости даже спровоцированная порой им же анархия никогда не вредила целостности коллектива. Мне даже сложно назвать людей, которых он вел за собой, его сотрудниками и подчиненными — слишком формальны эти категории и плохо подходят духу той команды, которую он неизменно вокруг себя создавал. Нифонт создавал вокруг себя целые миры, сочетающие людей, их способности, эмоции, где можно обрести себя и близость, создавать что-нибудь долговечное или мимолётное.
На поминках и при его жизни я много раз слышала благодарности людей за то, что Нифонт подарил им очень интересный, наполненный возможностями и вызовами, карьерный путь, работу их мечты. Меня его успехи научили тому, что если у тебя есть хорошая идея, ценности, в которые ты веришь, если ты расстраиваешься, что то или иное в мире не делается, делается не так, еще не создано, это лучший момент для того, чтобы сплотить людей и взяться за дело, основать организацию или проект, который способен изменить ход событий.
И есть еще один ракурс, связанный с предпринимательством, которому научил меня Нифонт. В 1991 году он уехал на несколько месяцев в Америку. Кажется это был его первый отъезд туда. С точки зрения семейных процессов Нифонт уехал в самый неподходящий момент. И ничто не могло его остановить. В семье существовали разные трактовки данного поступка. Но в нынешнем году у меня появилось новое осмысление относительно данного автобиографического факта. У меня создалось впечатление, что Нифонт Долгополов был максимально включен и действительно положил на это свою жизнь – в создание мостов между Россией и другими странами. Он избрал поначалу те страны, где психотерапия как профессия и в частности гештальт-направление получили наиболее бурное развитие: Америка, Евросоюз. До падения «занавеса» психотерапия в России имела совершенно другой вид, должна была по иному называться. И мостов у нее с профессиональными сообществами других стран не было. Похоже, это глубоко не устраивало моего отца. Он хотел, чтобы мы переняли и впитали себя достижения западных коллег, и не только западных. Он хотел, чтобы наше сообщество было представлено в мире, на западе и в других уголках планеты. Перед своей смертью он планировал выступить в Бразилии. В 1991 году он «вылетел первым самолетом» в Америку, учиться и перенимать зарубежный опыт. Он не боялся быть первопроходцем и в полной мере являлся им. Я безгранично благодарна, со слезами на глазах, таким людям как он, кто в психотерапии и в других сферах деятельности создавали эти международные мосты в последние 30 лет.
Как психотерапевт и ведущий групп мой отец оказал на меня не меньшее влияние, чем как предприниматель. Его тренерский и терапевтический стиль обладал высокой уникальностью. У него хотелось учиться. Он излучал любовь через свою работу с клиентами и через ведение групп. И этой любви в нем ощущалось очень много. Быть участником учебной группы, которую он ведёт — незабываемый опыт. Те идеи, которыми он делился на своих учебных группах всегда были очень «короткими» (их можно быстро воспринять и сложно забыть), но они имели большую практическую применимость и полезность.
Когда я сравнивала опыт с Нифонтом со своим участием в других группах, которых случилось у меня за профессиональную жизнь немало, то отметила, что он был виртуоз в том, чтобы работать не только через поддержку, но через вызов, игру, конфронтацию. И эмоциональные ощущения в группе с ним мне напоминали что-то вроде «серфинга». Где есть мощная стихия, океан, и волна, которую ты «поймал». Проводник, Нифонт, которые помогает на этой волне держаться, показывает новое. Другие участники, которые тоже погружены в очень интенсивный для себя опыт, личный и отношенческий. Мне кажется, что это ощущение стихии и волны возникало именно оттого, что Нифонт умел не только вести диалог и быть в контакте, это мастерство я встречала и у других профессионалов, но все что он делал являлось ярким экспериментом, иногда открыто объявленным, иногда существующим негласно. И это были эксперименты, которые тебя испытывают. А не только призваны что-то «исследовать». Именно из-за этой особенности создаваемых им «пространств» я написала в самом начале, что мой папа сыграл для меня роль «трикстера». Он и в работе такой был, и как родитель.
Трикстер в сюжетах — эта такая сущность, которая преднамеренно или непреднамеренно ставит своей задачей поменять суть игрового процесса, ситуации и жизни. И именно таким был мой папа, он постоянно пытался поменять правила, разрушить, чтобы создать нечто лучшее, выбить у тебя почву из под ног, чтобы показать новое место. Другими словами, он был лучший из мною встреченных кто вдохновлял не только через поддержку, но из через «фрустрацию». Я мечтала бы как профессионал тоже освоить нечто подобное, оставив, как и он, главную опору – безопасность пространства, которое создаешь для людей.
Но пока что я мягче и меньше рискую, с группами так точно. Зато в своем родительстве перенять его провокационную манеру «растить личность» оказалось для меня более чем посильной задачей.
Я рассказывала однажды эти истории публично, но повторю их в этой статье для всех, кто их не слышал, чтобы передать вам атмосферу того общения, которое было возможно с ним.
Ты научил внутренней свободе
«Я знаю, что с людьми тебе близкими (но порой и с малознакомыми), ты говорил только то, что считал стоящим сказать, а всякие бессодержательные прелюдии вроде «привет, как дела?», «рад тебя видеть», «как прошел день», «пока» порой опускал в самый неожиданный момент. Если тебя не знать, это могло выглядеть вызывающе для стороннего наблюдателя — сидит мужчина за столом с дочерью, рассказывает или слушает что-то личное. А потом встаёт и уходит (без воспетой вежливости). Или смотрит в еженедельник вдруг посередине рассказа и говорит: «слушай, мне надо во Владивосток, я поехал». И мне можно и уместно было даже ничего не ответить, просто понимающе посмотреть и улыбнуться. Не нужно было затевать никаких расспросов, выражающих интерес — «вау, надо же, ты не рассказывал, что туда собираешься», «ты кажешься настолько удивленным, как будто вспомнил это только что», «у тебя там группа или это личная поездка?». Казалось бы мелочь или просто причудливая странность, но это твое свойство в значительной мере научило меня внутренней свободе.
Однажды ты пришел домой и притащил с собой большую деталь от любимой пианолы, которая хранилась у нас в гараже. В этой детали завелись черви, и тебе пришло в голову попытаться вывести их, взяв бандуру в квартиру. А если вывести червей, то и пианолу можно будет собрать, если понадобится. Я «застукала» тебя с деревяшкой и червями в прихожей и начала кричать, что не пущу тебя в дом с этими насекомыми, чтобы они не завелись и в других складируемых вещах тоже. Увидев мою решительность, ты попытался пробраться в комнаты с помощью физической силы. Но деталь от пианолы была большой и удачный выбранный угол приложения силы позволил мне вытолкнуть и тебя, и червей, и деревянную конструкцию, и себя головой вниз на лестничную клетку. Остатки решительности и скорости я пустила на то, чтобы закрыть входную дверь в квартиру.
Мы валялись на полу, ты пытался поднять конструкцию, я прижать ее обратно к кафелю, чтобы не дать пробраться к входной двери квартиры. Несмотря на то, что ситуация сложилась уже довольно задорная, я решила добавить огоньку.
Мне вспомнилась недавняя лекция по психиатрии, где упоминался дерматозойный, зоопатический бред (когда человеку, например, кажется, что вокруг него неконтролируемо ползают черви, которые на самом деле являются галлюцинацией). Я решила «сыграть» сумасшедшую и начала кричать звучно на всю лестничную клетку, что «меня окружают черви, помогите, они ползут ко мне в квартиру». Я подумала, вот окажется забавно, если кто-то вмешается, особенно если он знает про бредовые расстройства, а я покажу, что в дереве и правда находятся живые черви в большом количестве, а папа хотел бы их вывести, предварительно затащив в квартиру. Тут ты не выдержал, засмеялся, назвал меня кем-то вроде хитрой задницы и отправил в чем была вниз выбрасывать деталь от пианолы на помойку.
Как это ни странно ситуация навеяла мне ассоциации не о «домашнем насилии», несмотря на искреннюю «драку», а об азарте, возможном в безопасном пространстве, где получается отдаться своим инстинктивным импульсам, желаниям бунтовать, сопротивляться и воплотить что-нибудь дикое из своего воображения прямо в реальности с другими людьми. Не будь тебя рядом, мне бы пришлось довольствоваться в тот вечер исключительно своим цивилизованным альтерэго. Ты казался тем человеком, который не даст даже самой дикой ситуации зайти слишком далеко. Кто приглашает в свою жизнь управляемое контролируемое наполняющее воодушевлением безумие. Спасибо тебе за этот опыт».
